"Во сне и наяву"

'Во сне и наяву', или как нам ничего не было.

Я верю, обещаю верить,
Хоть сам того не испытал...
М.Ю.Лермонтов

Счастье для начинающих.
Классические версии счастья значительно отличались от своих перевыпусков. Парадокс, но прежние люди, кажется, были настолько счастливы, насколько вообще всяческих несчастий выпадало на их долю. Различность же бед неизменно сводилась к общему значению, тонко подмеченному Толстым - счастливы люди всегда были одинаково. Так подобрался уникальный фонд человеческих судеб с важнейшим к ним требованием - верному исполнению судьбы. Пока однажды чрезмерность этих треб не подвела людей к печальной затее - стать счастливее, чем тому суждено быть, начав с чистого листа. Именно с которых пор, выражаясь поэтически, один 'хладный' опыт неиспытанного и внушал нам сомнения в том, что 'мир для счастья сотворен'.

Безопытные образцы.
Набросать нам пустого опыта было делом нехитрым, тогда как вовсе без хитрости не обошлось. Ибо даже самый апоэтичный человек, освоив метод проб и ошибок, мог бы свершенно точно сказать, что лучшее тому условие - чистый лист. Но терпение мира оказалось поистине бумажным. Люди творческие взяли паузу. Люди практические писали списки продуктов. Молчание на этот счет было неслыханно дерзким. Было чувство, что мир задумался. Срочно надо было менять мысль, ибо поменять мир оказалось проще, чем людей. И пока оскудевший ум побирался идеями, как-таки выудить у человека чувство бесчувствия из опыта, которого нет, некто Э.Бернейс подбросил ему в шляпу соломоново решение - плохой идее нужна хорошая реклама.Так лихорадочное мелькание ума наконец-то обрело клиническую картину, позже замелькав с куда большей лихорадочностью.

Для желтой справки.
Впоследствии Бернейс - невидимая рука и выдающийся затылок американского B2C и госпропаганды. На тот же момент - всего-то племянник профессора бессознательного З.Фрейда, работающий на дядины пунктики, развивая их в практике такого невинного тогда направления, как маркетинг. А потому навряд ли, чтобы ум, обкатавший асфальт мысли на немыслимых жертвах американских Пресс-служб, не мог свести счеты с концом - насколько просто, видит Око, делать людей несчастными в масштабах целого ВПК, и как трудно сделать хотя бы одного по-настоящему счастливым. Но, дабы не рыться в неприятных чувствах, просто будем знать, что помощь психиатрии тут нужна была в самом начале. Выставочная же модель их счастья отнюдь не скрывала рабочих принципов - настроить людей на постоянное чеготохотение, а индустрию - на удовлетворение похоти.Чертовски же простая логика здесь была чуть не показательной, ибо сложности люди всегда выдумывают сами, но как это правильно делать - надо было показать. Именно в этих условиях ощетинившейся во все щиты рекламной кампании и вышел на экраны 'Во сне и наяву'.

Непробиваемая глупость.
Сразу скажу, что видеть это кино я отнюдь не советую. Фильм здорово смотрелся именно тогда, когда жизнь более всего нуждалась в героизме, и, по закону всемирного разобщения, менее всего его получала. Теперь же его хочется забыть, как явь, но припомнить, как сон. И я вовсе не собираюсь притягивать ему мозги за уши, но лишь по-зрелому преувеличиваю его значимость. Поскольку могу думать, что показательная его абсурдность скрывает куда больше, нежели показывает. Но даже в прямом смысле действа, пикируя герову героизму, подобное кино пристраивает свой шаткий стул к ряду классической героики. Ведь зачастую именно форменность безобразия задает ему характера подвига, а в последовательности безумия возможно высмотреть мысль. По-детски же верные своей куцести, мысли эти не могут не вырасти в признание. Одна лишь заявка о себе в эпоху жесткого инфоотсева 2000-х - дорогого стоит. Но именно невзыскательность и взывает ныне отрядить этому кино как можно больше должных смыслов. По правде, так ведь всегда и поступали киностилисты со всем своим арт-хаосом.

Когда деревьев целей не было.
Итак, по задумке Бернейса и ТрансКо, все вновь начиналось с наших желаний, но на сей раз на них и заканчивалось. Однако лишь затем, чтобы родиться заново, и так далее по адскому кругу, пока рядом с кучкой феникса не поднялась бы куча бабла. Но все компенсации - потом, сперва нужны были жертвы. Причем жертвы, так сказать, осознанные. Ибо стать новым Богом из Машины оказалось не так то трудно, как этим Богом быть, и кто был, к несчастью своих мильонов, недогадлив до полного отсутствия собственного 'Мы'. Машине, таким образом, нужны были Души для Души, но что при том нужно было Душам - непонятно. Одно было точно - чувство природного счастья скоро покидало их, уступая пустот постоянным о себе воздыханиям, пока однажды пустошь не детонировала вдруг таким выхлопом страсти, что порождала целые Галактики чувств. И покуда люди мыслящие, эксцентрично путая нужд и желаний, чало уступали слабостям, разразилась планетарная беда - людей насилу стали делать счастливыми.

Классика понятий.
Приключения Ботаника, по архетипу героики, начинаются с домашнего порога. Это ничего не значит для тех, кто уже позабыл дни своей юности, преступив чрез всякие пороги. Но многие помнят, что до пультяшности просто держа уровни Боссов бит эдак до 16ти, старше того выход во двор представлялся столь же черным, как и пистолет. А зря. Поскольку много лет спустя все это смотрелось до киношного наигранно. Но, в отличие от большой игры, здесь она шла в основном на понижение. Ведь недаром бытовал сам термин 'определить'. Это определение всех и вся и было промежуточной целью игры, и вся, не принявшее правил, определялось 'ботаниками' или 'нефорами'. Только странно было видеть, как никто не признается в игровой зависимости. Именно посему мнение Авторитетов и не было таким уж авторитетным, ибо и не было мнением вовсе. Скорее, то была установка, вбитая до глубины инстинкта кем-то из Старших. Главное, что тертые парни делали черную работу, чуйкой вычисляя тех, кто с недопугу вдруг испытывал счастье. И конфликт фильма в таком случае получает именно тот перелом, внешне загипсованный любовью, когда Ботаник решается вступить в банду. Но что предшествует этому? Именно - просмотр Кино. Попадание это настолько метко, что, право, случается лишь случайно. И выбор этот - либо вверх, сквозь марь образов, к жерлу Роковой Горы, либо вниз, к родной крови на асфальте - увы, надолго станет самым трудным выбором нашей юности.

Счастье - не выдумки.
Все то понимали, что не было еще в истории момента, кому удалось бы окончательно порвать с прошлым, но в жизни теперь многое шло не так, тогда как именно так все шло на экранах. И шло к тому, чтобы в нас четко проложился условный телесигнал - думать о жизни только 'не так'. Но долго так продолжаться не могло, ибо условно кино занимало не более 2х часов. Далее следовала смысловая пауза, подгружаемая игровой рекламой. Конечно, тусани мы тогда картриджей, как немедленно вскрылась бы тонкая подмена платформ, но куда нам было разглядеть в том прямо реверсную зависимость - чем слаще были павшей 'музы небылицы', тем горче становилась быль. Ведь и выводы наши в то время были столь же тревожны, сколь и неутешительны. С одной стороны, подтверждалось, что расположить к Механике Душу столь же приятно, как и поцеловать кинескоп. С другой, сомневалось, неужели ИИнтеллект приписал себе новое 'Инь' - Интуицию. И пока синдром подмены крепчал, понимание было уже делом времени, то есть, разницей времени реального с экранным. И вот, это время пришло - кино вовсе оторвалось от реальности, и никакие механические обещания уже не могли его вернуть.

Вера во Всегда.
Вера, несомненно, все еще способна творить чудеса, будь оно в технике, событии или же самообладании. Но иная ее сторона подчас питает агрессию, притворство и темные ритуалы. Потому, нам ни в коем случае не следует отдавать ее взаймы. Делиться светлой Верой, надеждами и счастьем - означает делиться без ущерба. И только так мы наконец избавимся от пустой жертвенности, в частности, своими спокойствием, опытом и принципами, а в общем-то - нашим Будущим.
На этом, собственно, и расчитывается вся автосенсорика, где наше тайное - совсем не тайна, ибо все желания писаны на лицах наших столь же ясно/понятно, как и на интерфейсе. И если восточная мудрость призывает нас бояться желаний, сегодня я бы призвал остеречься и собственного счастья. И как можно реже допускать к мысли бесчисленные киноштаммы. Ибо человеческое несчастье, на самом деле, не столь уж несчастно, как это показывается в Кино.
И я верю, что в той же мере, как жизнь разбавляет нам горькой истиной умственное смузи, дабы попросту не слиплись извилины, она добавляет нам и сладости жизни в темное кофе бытия. Об этом, в первую очередь, говорит нам Разум. Но, как сказал имам Аль-Газали, будет Разум, будет и Вера.

Средний итог.
Разумнее было бы тут и закончить, но это и труднее всего. Однако, я бы не назвал теперь трудным ответ на вопрос, как быть по-настоящему счастливым. Именно здесь, мне кажется, мы справедливо лишены выбора, к примеру, между обыкновенным счастьем и несчастьем обыкновения. Во всяком случае, он уже был сделан в той самой партии, гроссмейстерская пауза в которой так долго не давала нам повзрослеть. Но нам достались бесценные опыт и выдержка, достаточные для постановки уникальной манеры игры, тьма ответов и привычка щуриться. Она еще пригодится нам, когда системный поиск вновь растянется во временной перспективе, угрожая безреспектностью, но что уже было терять - именно у тех, думалось, для кого будущее уже наступило, и не было будущего. И вновь минует долгих лет, пока разрозненные скрины грядущего не уложатся наконец должным Образом в презу действительности.
С этих пор Кино все труднее нам врать, искоренив к тому же всякую свою связь с чем-то существенным. Потому современные актеры играют ближе актеров, а кино ссылается на фильмы.
Как их большинство, и наш фильм не дает ответов даже на свои вопросы. Но для каждого из нас он оставляет открытой с ноги дверь Самосознания. Потому, прежде чем заполнять пустые места в кинозале, давайте заполним пустые места в наших умах.